Михаэль Георг Конрад
ДУМАЕШЬ ЛИ ТЫ ОБ ЭТОМ?
Этим вопросом я стряхиваю своё переутомление и разочарование в той повседневности, каковая вплоть до преклонного возраста неизбежно опутывает меня сетью всякого рода обязанностей, дабы снова открылся усталый взор, дабы снова заострился и напрягся оглушённый слух, пробудилась готовая уснуть вечным сном совесть.
И моя рука листает красивую маленькую книгу, на чьей обложке мой взгляд буквально обжёг этот пугающий вопрос. Равнодушный, раздосадованный, отупелый, обнищавший образованный человек вчерашнего и сегодняшнего дня: Думаешь ли ты об этом? О чём? Не лучше ли загасить всё мышление, распрощаться со всем чтением и думанием, запретить переступать порог и запереть на засов дверь к последним остаткам своего душевного покоя…
Ешь и пей, дорогая душа, как сие значится в том сравнении Евангелия, и набирайся нового мужества! Держись за материальное, осязаемое руками, держись за пригодный для наслаждения скарб, какой ты можешь собирать в амбарах, подвалах, сундуках и кассах. Его пересчитывать, увеличивать, сохранять и, когда тебе конец, умно отдать в наследство, дабы также другие немного порадовались «неправедной мамоне» и уготовили тебе посмертную славу образцового человека и благодетеля своих современников!
А любезная душа взволнована! Она в своём Богом покинутом псевдоблаженстве действительно пока ещё справляет торжество и восхищается представлением, какое тысячи справляют вместе с ней в одурачивающем единодушии. Вот здесь – воистину мистически-религиозное переживание, далёкое и недоступное всей мешающей хуле внешне ещё властвующей буквенной морали и мудрости катехизиса! И что, ни капли полыни не падёт в чашу радости опьянения этой беззаботно кутящей, танцующей, стриженной под мальчика, короткоюбочной, одураченной спортом нормальной человечности в состоянии оглушения и одурманивания своей абсолютной модерновости? По ту сторону добра и зла бесится она с сомнамбулической уверенностью, недостижимая контролю серьёзного просвещения исследованием в области душевного и духовного, культурно-творческой философии, критике и эксперименту тех, кто по святому призванию быть проводниками из этой путаницы и хаоса дают своим голосам звучать с призывом к обращению, раздаваясь в безрадостной пустыне этого транжирящего и разрушающего самого себя псевдокультурного человечества?
Думаешь ли ты об этом? Ах нет, иное в планах заметно обедневшего умом и сердцем, пленённого своей манией величия властителя природы и мира – модернового нормального человека. Это было бы для него нелепым мышлением и знанием, которое не укрепляло бы его в его глупостях, не укрепляло его в его наслаждениях и удовольствиях, не кормило бы новыми сенсациями и не возбуждало всё более бешеными химерами как господина и покорителя и выгодоприобретателя всего земного, облучаемого бенгальским блеском ставших ему послушными газетных фейерверков, и как принадлежащего к верховнейшим десяти тысячам завистливо окружаемого хвалой тех обывателей, что прожужжали все уши своей скаредной судьбе, чтобы она всё же им поспособствовала тоже наконец причаститься к этой высоте жизни бесподобно избранных.
А тем временем, ты, жаждущая ранга верховных десяти тысяч твоего дурацкого мира бедная обывательская душа, ешь и пей и переваривай, что сообщают тебе обстоятельства твоих политических и экономических дел в их свободно-государственном или фашистском, или даже большевистском дальнейшем развитии, набирайся мужества, всё нового мужества, чтобы перелгать своё бессилие в силу, свою связанность и ущербность в штурмующую небеса свободу и самоличный гениальный произвол – так при усердном упражнении ты сможешь изгнать, затанцевать, затоптать всякий зарождающийся страх и беспокойство взбудораженного мышления. Здесь исполняется смысл твоего бытия, здесь основа и мера для надёжности, гордости и достоинства, как они тебе отмерены.
Как с этим теперь обстоит при этой красивой милой книге, которая столь глубоко впечатлила меня, что я снова и снова беру её в руки, чтобы позволить побуждать себя к ходам мыслей критической беспощадности ко всему миру – не менее к тебе самой, дорогая ищущая душа, которая в конце концов согласилась со мной, что во всех этих систематических формальностях дошедших до нас государственных и административных сообществ в администрировании, образовании, воспитании, хозяйстве и т.д. можно найти крайне мало тех элементов, из которых единственно только может строиться высокая культура сегодняшних людей…
1927 год.