Ирен Манц

ПЕРЕЖИВАНИЕ НА ПРИРОДЕ

В нескольких минутах ходьбы от нашего дома журчит мерцающий как опал кристально чистый горный ручей. Широкий деревянный настил, собственно, уже мост, ведёт на другой его берег, а узкая дорожка поднимается между поросшим лесом холмом и руслом ручья и вьётся по крутому склону над оголёнными равнинами в заиндевелый лес. Глубоко внизу ещё можно увидеть зелёный горный поток, текущий через заснеженные луга. Окружающие горы почтенно и величественно приветствуют вас в это раннее время года. Самые высокие вершины сияют белизной и льдом, ослепительно золочённые солнцем, а тёмные сосновые склоны уже лежат в горной тени.

Солнечный свет мерцает из-за крон деревьев на лесной тропинке, которая всё круче поднимается по глубокому снегу; снег блестит и сверкая осыпается вниз, сопровождаемый лёгким шелестом и шёпотом ветвей на ветру. Да, кажется, только дыхание проходит через лес, слышимое лишь тончайшим слухом того, кто привык прислушиваться к природе в её сокрытых в тиши великих, священных тайнах, с затаённым дыханием и благодарной молитвой в душе.

Природа столь торжественно молчалива, вся жизнь ещё пребывает в глубоком зимнем сне, а мягко оттаивающий снег предваряет первые проявления весны. Солнце ещё бледно светит над всем этим сверкающим оттаивающим зимним великолепием, но его согревающие лучи всё же тихо притягивают и пробуждают робкие птичьи голоса. Здесь — негромкий щебет; там, далее вверх, первый зяблик заводит своё нежное пение.

В этой лесной уединённости так таинственно, и передо мной мягко паря проходит белая полупрозрачная духовная фигура с сияющей главой.

Здесь, в лесу, вдали от людей, они временами смотрят на меня — сущностные природы, существа стихий и чистые светлые руководители. Мои глаза открыты их тихой деятельности и творчеству. И пока я смотрю на землю, рядом со мной проходит маленький белый человечек. Он смотрит на меня с дружелюбной улыбкой и указывает своей маленькой рукой на неровную гладкую почву, словно направляет меня. Спокойно и как во сне я иду рядом с ним, и развивается беседа — но не громкими словами я говорю с маленьким человечком, а он со мной, — нет. Только понятия просачиваются в моё сознание, и мой рассудок формирует их в слова; при этом я слышу его голос и слышу свой ответ.

«Ты всегда здесь, в лесу?» — спрашиваю я, — «и остаёшься здесь?»

«Мы обитаем здесь, в глубинах земли, в деревьях и рощах, в корнях деревьев, и облекаемся в ткань вещества, в которой мы прядём, — мы приспосабливаемся и прядём, живём — мы едины с нашим окружающим миром». Маленький человечек сказал: «когда тает снег, я становлюсь серым; я надеваю своё зелёное одеяние, и смотри — сёстры уже зовут к всходу цветы!»

Я вижу землю как сквозь стекло. Там, под снегом, струящаяся, клокочущая жизнь, журчание и рокот — корни шевелятся, земля дышит, и тонкие светлые руки проскальзывают, словно благословляя, над сухим от мороза серо-зелёным лугом. Из земли поднимается голубоглазая робкая звёздочка и смотрит ввысь в глубокое синее небо, маленькие низкие анемоны раскрывают белые листья, едва поднимаясь над землёй, а жёлтые анзерины вскарабкиваются и цепляются за земляную насыпь. Так цветочные эльфы выманивают первые весенние цветы — там, на ещё заснеженном лугу, они вырисовывают пёстрые вуали, жёлтые, белые и фиолетовые.
«Здесь будут цвести крокусы», — говорит маленький человечек, указывая туда.

«Тогда ты тоже меня поведёшь?» — спрашиваю я его.

«Я всегда буду вести тебя, — слышу я в ответ, — ко всем цветам и рассказывать тебе об их ценности и действенности, а потом к ягодам и грибам, если ты всегда останешься такой же бодрствующей, как сегодня». Но сейчас я должен идти, потому что мы на границе». —

За эту «границу» они не заходят, хотя действуют они повсюду, но они не дают увидеть себя. Ибо человек их уже не понимает.

Я не попрощалась с ним, я знаю, что он вновь поведёт меня, когда я буду готова. —