71. ИСКУШЕНИЕ СЫНА БОЖЬЕГО ИИСУСА В ПУСТЫНЕ
Вопрос: Я часто размышлял о том, в чём состояло настоящее искушение со стороны противника в переживании Сына Божьего Иисуса в пустыне. При этом я так и не пришёл к должному постижению. Может ли Абд-ру-шин дать мне прояснение в этом отношении?
Ответ: Хорошо, что этот вопрос поставлен, ибо ещё никогда об этом не было подробно сказано. Вероятно, ещё никогда не был обнаружен и правильный смысл искушения во время оно, потому что человек и в этом отношении, как и во всех духовных явлениях, остался слишком поверхностным. Разумеется, возможность правильного понимания предполагает знание моего Послания. Сейчас я попытаюсь предоставить вам более глубокий взгляд:
Иисус ушёл в пустыню, чтобы в её уединении поощрить и облегчить необходимый прорыв Его познания собственного происхождения от Бога, что было насущно для исполнения Его деятельности.
Предощущение связанной с этим силы постепенно исполняло Его великим порывом и стремилось оказать своё воздействие, тогда как Он ещё не мог полностью осознать его. Не миновало бы ещё лишь нескольких дней, и знание Его способностей в грубо-вещественном воздействии также предстало бы перед ним в полной ясности.
Но тогда для искусителя было бы уже слишком поздно желать побудить Иисуса к чему-то, что с самого начала должно было бы нанести ущерб Его деятельности.
Как всегда, так и здесь, искуситель умело улучил момент, который был выгоден для его намерений. В данном случае это могло быть только время перехода между ощущением пробивающейся Божьей силы и её сознательным применением в свете Божьей мудрости, которая одновременно подталкивала к прорыву.
Мудрость знает несгибаемые законы, заложенные в творение Божьей волей, из которых только и возникло и поддерживается творение.
Противник знал эти законы и строил на них свой план. Он вполне умело выбрал момент, когда Иисус всё сильнее осознавал Свою задачу и Своё происхождение, но ещё не имел ясного распознания, пока оно, следовательно, ещё бродило и волновалось в Нём. Это был единственный благоприятный случай и возможность расставить ловушки, которые могли бы соблазнить Его к вредоносной для Его будущей задачи опрометчивости и сделало бы Его выступление пред людьми с самого начала на долгое время недейственным, по меньшей же мере сильно ослабило бы его.
Таким образом, он также быстро нашёл восприимчивую к этому нападению точку, что было заложено в невыразимой любви Сына Божьего к людям. Ведь Иисус хотел идти навстречу человечеству с раскрытыми объятиями, радостно помогая, поскольку был воплощением Божьей любви на Земле.
Так что искуситель польстил ему: «Если Ты Сын Божий, сделай так, чтобы эти камни стали хлебами!». В этом заключался глубокий смысл: тогда люди стали бы приветствовать Его, добровольно открываясь Его Слову, которое Он хотел принести им во избавление в знании. Тем самым тотчас при своём выступлении Иисус привлёк бы к Себе людей и облегчил деятельность.
В этом и состоял соблазн! Это была и в самом деле заманчивая цель для любви, желающей помочь в Слове, которая, естественно, несла в себе устремление действовать так быстро, а также столь решительно, как это возможно.
Если бы это было осуществимо таким образом, то не было бы и речи об искушении, но всё это оказалось бы помощью для более быстрого осуществления деятельности Сына Божьего, что вовсе не было заложено в замысле противника.
Искушение коренилось в том, чтобы побудить Иисуса к чему-то, что было для Него невозможно, вследствие чего Он разочаровал бы людей! Но это могло произойти только в то время, когда Иисус ещё не был «готов к Своей земной работе», поскольку Он, пожалуй, уже ощущал в Себе превосходящую чудодейственную силу и предощущал Своё происхождение от Бога, но ещё не пробился к необходимым для сознательной деятельности познаниям. Вследствие этого он ещё не мог и окинуть взором твёрдо заложенные Божьей волей в творение работающие сами по себе законы, в которые Он мог и… должен был уложить Свою силу, потому что они проистекают из Бога Отца через Его волю и являются совершенными, а потому не могут быть изогнуты.
Иисус никогда не смог бы заставить камни стать хлебом по той причине, что такой возможности не имеется в законах творения, равно как Он не мог бы дать себе упасть с высочайшей вершины храма, не повредив при этом своё земное тело.
Следовательно, искушение было заложено в том, что противник хотел склонить Иисуса к чему-то, что должно было бы Ему не удаться, чтобы с самого начала подорвать в людях веру к Его миссии.
Искуситель знал законы творения, знал ограниченность мышления земных людей, что и сегодня ведь ещё широко распространено в той иллюзии, что совершенный Бог в Своём всемогуществе осуществляет акты произвола, противостоящие Его собственным совершенным законам в творении!
Пользуясь всем этим в то время, когда самораспознание в Иисусе уже созрело к прорыву и настоятельно вздымалось в Нём, однако ещё не представало перед ним в ясности, он хотел своими нашёптываниями уже заранее нанести тяжёлый удар по деятельности Сына Божьего или сделать её совершенно невозможной, выбрав тогда ещё безудержную любовь и порыв к помощи как подходящую почву и ещё больше подстёгивая их. В этом и было заложено искушение Иисуса в Его становлении, которое было направлено на то, чтобы уже до начала тяжело потрясти всё деяние помощи.
Но стимулируемое именно этим, в тот же момент у Сына Божьего пробилось и знание, и Он отверг искусителя.
На самом деле странно, что различные христианско-религиозные объединения почитают высшей верой видеть совершенство Бога, а также его всемогущество в том, что Он просто может сделать всё, не придерживаясь Своих собственных законов творения, в которых заложено его всемогущество. Так что и без промедления предполагают, что Иисус, будучи Сыном Божьим, мог заставить камни стать хлебом.
Но как раз тем, что они передают это дерзкое предложение противника как «искушение», а также признают его таковым, они, собственно, сами доказывают верность моих объяснений законов творения в моём Послании! Ведь если бы их вера в то, что Иисус, Сын Божий, мог сделать это, была верной, то предложение противника было бы не «искушением», но на самом деле великой помощью.
Но искушение всегда должно приносить вред, в чём ведь и на самом деле состояло намерение противника. Так что желать рассматривать этот процесс как искушение и одновременно учить безусловной вере в чудеса — в этом заложено непреодолимое противоречие, которое отчётливо показывает, что эти учения полностью лишены действительного знания и что с этим обходятся с безграничной поверхностностью.
Так пробелы в прежних поучениях религиозных институтов проявляются во множестве явлений, и уже при мимолётном освещении автоматически выявляют много не имеющего опоры незнания.