69. ПРИВЯЗАННЫЕ К ЗЕМЛЕ

Это слово широко распространено. Но кто при этом и действительно понимает, что он тем самым говорит? «Привязанные к земле», это звучит как страшное наказание. Большинство людей чувствует лёгкий ужас, страшится тех, кто ещё привязан к земле. При том что значение этих слов не столь плохое.

Конечно, есть много мрачного, что привязывает того или иного к земле. Но привязанность к земле преимущественно вызывают совершенно простые вещи.

Возьмём, к примеру, такой случай: грехи отцов мстят за себя вплоть до третьего и четвёртого колена!

Ребёнок задаёт в семье некий вопрос о потустороннем или о Боге, о чём он слышал в школе или в церкви. Отец кратко отклоняет его с замечанием: «Ах, иди с этими глупостями! Когда я умру, всё закончится».

Ребёнок насторожится, засомневается. Пренебрежительные высказывания отца или матери повторяются, он слышит то же самое и от других и в конце концов принимает их взгляд.

Приходит час, когда отец должен перейти. При этом к своему ужасу он понимает, что вместе с тем он не перестал быть. В нём пробуждается горячее пожелание дать знать ребёнку об этом познании. Это пожелание привязывает его к ребёнку.

Однако ребёнок не слышит его и не чувствует его близости, ведь теперь он живёт в убеждении, что отца больше нет, и это как прочная непроницаемая стена стоит между ним и усилиями его отца. Но страдания отца, вынужденного наблюдать, что вследствие его побуждения ребёнок теперь следует ложным путём, уводящим его всё дальше от истины, и боязнь, что на этом ложном пути ребёнок не сможет избежать опасности более глубокого погружения и даже будет гораздо более подвержен ей, одновременно действуют на него в качестве так называемого наказания за то, что он направил ребёнка на этот путь.

Редко он достигает того, чтобы каким-либо образом преподнести ребёнку это познание. Он должен видеть, как ложные идеи переходят от его ребёнка к его детям и так далее, и всё в качестве следствия его собственного проступка. Он не уйдёт до тех пор, пока один из потомков не распознает правильный путь, пока не пойдёт им и не окажет влияние и на остальных, вследствие чего он постепенно освободится и сможет подумать о своём собственном восхождении.

Другой случай: заядлый курильщик берёт с собой на ту сторону сильный порыв к курению, ведь этот порыв есть склонность, задевающая ощущение, то есть духовное, даже если и в его самых внешних ответвлениях. Он превращается в жгучее пожелание и удерживает его там, где он может достичь удовлетворения… на Земле. Он находит его, увиваясь за курильщиками, а также вкушая вместе с ними в их ощущениях.

Если такого рода людей не привязывает к другим местам тяжёлая карма, то они чувствуют себя вполне хорошо; они очень редко осознают настоящее наказание. Только тот, кто обозревает всё бытие, распознает наказание в неотвратимом взаимодействии, которое состоит в том, что упомянутый человек не сможет подняться выше, пока постоянно вибрирующее в «переживании» пожелание удовлетворения привязывает его к другим, живущим ещё на Земле во плоти и крови людям, лишь через ощущения которых он может достичь с ними удовлетворения.

Так же обстоит дело и с сексуальным удовлетворением, с выпивкой и даже с особым пристрастием к еде. Также и тут многих привязывает это пристрастие к тому, чтобы блуждать по кухням и подвалам, а затем присутствовать при вкушении яств другими, чтобы иметь возможность ощутить вслед за ними хотя бы малую часть их наслаждения.

Если рассматривать серьёзно, то это, естественно, «наказание». Однако настойчивое пожелание «привязанных к земле» не даёт им это ощутить, но заглушает всё иное, а потому стремление к более благородному и высшему не может окрепнуть настолько, чтобы стать главным переживанием, освобождая их таким образом от остального и возвышая.

Они вообще не осознают, что они, собственно, вместе с тем упускают, пока пожелание удовлетворения, которое ведь всегда может быть лишь малым частичным удовлетворением, получаемым через других, как раз по причине этого не утихнет и не померкнет в процессе медленного отвыкания, при котором другие всё ещё покоящиеся в нём ощущения, обладающие меньшей силой пожелания, постепенно не выступят на то же, а затем и на первое место, из-за чего они тотчас достигнут переживания, а вместе с тем и силы действительности.

В таком случае характер достигшего жизни ощущения переносит его туда, где находится однородное, либо выше, либо глубже, пока и оно, как и первое, постепенно не высвободится в отвыкании, так что обретёт значимость следующее ещё имеющееся в наличии.

Так со временем происходит очищение от всех тех многочисленных шлаков, которые он взял на себя. Не остановится ли он в таком случае где-нибудь на последнем ощущении? Или не обеднеет ли сила ощущения? Нет! Ведь когда низшие ощущения будут в конце концов постепенно изжиты или сложены и станут выше, пробудится стойкое стремление ко всё более высокому и чистому, а оно неуклонно повлечёт ввысь.

Таков нормальный ход! Однако есть множество инцидентов. Опасность падения или застревания гораздо более велика, чем на Земле во плоти и крови.

Если ты пребываешь уже высоко и лишь на мгновение отдашься низшему ощущению, то это ощущение окажется непосредственным переживанием, а значит, действительностью. Ты уплотнишься, станешь тяжелее и погрузишься вниз в однородные регионы. Вместе с тем твой горизонт сузится, и ты должен будешь вновь медленно взбираться наверх, если не произойдёт так, что ты будешь погружаться всё глубже и глубже.

А потому «бодрствуйте и молитесь» — это не пустые слова. Сейчас тонко-вещественное в тебе ещё защищено твоим телом, как прочным якорем. Но когда наступит отделение в процессе так называемого умирания и распада тела, ты окажешься без этой защиты и, будучи тонко-вещественным, будешь неодолимо притянут однородным, либо в глубины, либо ввысь, ты не сможешь этого избежать. Помочь тебе подняться может только великая движущая сила — твоё сильное желание добра, высшего, становящееся чаянием и ощущением, а значит, переживанием и действительностью, согласно закону тонко-вещественного мира, знающего лишь ощущение.

А потому вооружись, положив начало этому желанию уже сейчас, чтобы при перемене, которая может настигнуть тебя во всякий час, оно не оказалось заглушено сильным земным влечением. Берегись, человек и бодрствуй!