91. ТАЙНА ЛЮЦИФЕРА
Серая вуаль покоится надо всем, что связано с Люцифером. Как будто всё отстраняется от того, чтобы приподнять край этой вуали.
Это отстранение в действительности есть лишь неспособность проникнуть в царство тьмы. А эта неспособность в свою очередь попросту заложена в природе вещей, ведь и здесь человеческий дух не в состоянии проникнуть настолько далеко, этому положен предел в самом его свойстве. Так же как он не может достичь высочайших высот, так не может он проникнуть и в глубочайшие глубины, и никогда не сможет этого.
Так что фантазия создала эрзац недостающего — существ во множестве обличий. Люди говорят о дьяволе в самых причудливых формах, о падшем и отверженном архангеле, о воплощении злого принципа, и ещё о чём только не говорят. Люди не имеют никакого понимания настоящей сущности Люцифера, несмотря на то что человеческий дух оказывается затронут им и таким образом часто вихрем втягивается в центр великого раздора, который можно назвать борьбой.
Те, кто говорит о падшем архангеле, а также те, кто ведёт речь о воплощении злого принципа, оказываются ближе всего к факту. Только и в этом случае имеет место ложное отношение, придающее всему неверный образ. Воплощение злого принципа побуждает думать о высочайшей вершине, конечной цели, обо всём зле, ставшем-живым-телом, то есть о венце, о полном завершении.
Люцифер же, наоборот, — это источник ложного принципа, исходная точка и движущая сила. Его следует называть не злым принципом, который он вызывает, но ложным принципом. Область действия этого неверного принципа — вещественное творение.
В одной лишь вещественности встречаются воздействия Света и воздействия тьмы, то есть два противоположных принципа, которые постоянно воздействуют в ней на человеческую душу когда она проходит через вещественность для своего развития. От того, чему больше предастся человеческая душа по собственному пожеланию, решающим образом зависит её восхождение к Свету либо устремление вниз, во тьму.
Пропасть, пролегающая между Светом и тьмой огромна. Её заполняет деяние творения вещественности, подверженное непостоянству форм, то есть разложению конкретных существующих форм и повторяющемуся новому образованию.
Поскольку согласно закону, заложенному в творение волей Бога Отца, круговорот можно считать свершившимся и исполненным лишь тогда, когда он в своём завершении возвращается к истоку, то и путь человеческого духа можно считать исполненным лишь тогда, когда он возвращается в духовное, потому что его зерно вышло из него.
Если он позволяет тьме увлечь себя, то он рискует оказаться вытянутым за пределы внешнего круга своего нормального пути, в глубины, а затем уже не найти дорогу назад к восхождению. Но он не в состоянии и выйти из самой плотной и глубочайшей тонко-вещественной тьмы вещественности ещё глубже за пределы её внешней границы, на что он был бы способен по направлению ввысь, в царство духовно-сущностного, ведь это его отправная точка; так что он будет надолго втянут в огромный круговорот вещественного творения, пока в конце концов не погрузится вместе с ним в разложение, ибо его тонко-вещественно тёмное, а потому плотное и тяжёлое одеяние или, как его ещё называют, потустороннее тело, будет удерживать его.
Тогда разложение растворит и его духовную личность как таковую, обретённую им на пути через творение, так что он претерпит духовную смерть и будет распылён до духовного исходного семени.
Сам Люцифер пребывает за пределами вещественного творения, следовательно, он не будет втянут вместе с ним в разложение, как это происходит с жертвами его принципа, ибо Люцифер вечен. Он происходит из части божественно-сущностного. Раздор установился после начала возникновения всего вещественного. Отправленный для поддержки и содействия развитию духовно-сущностного в вещественном, он не исполнил это своё назначение в смысле творческой воли Бога Отца, но выбрал иные пути, отличные от предначертанных ему этой творческой волей, по желанию, которое пришло к нему при его деятельности в вещественности.
Злоупотребив данной ему силой, он, среди прочего, ввёл принцип искушения вместо принципа поддерживающей помощи, равнозначного служащей любви. Служащей любви, понимаемой в божественном смысле, которая не имеет ничего общего с рабским служением, но принимает во внимание исключительно духовное восхождение, а значит, вечное счастье ближнего и действует в соответствии с этим.
Принцип искушения же равнозначен установлению ловушек, из-за которых недостаточно утвердившиеся в себе создания быстро оступаются, падают и пропадают, тогда как другие же, наоборот, укрепляются при этом в бдительности и силе, чтобы затем энергично расцвести ввысь к духовным вершинам. Однако всё слабое изначально и без надежды обречено на уничтожение. Этот принцип не знает ни доброты, ни жалости, ему недостаёт любви Бога Отца, а вместе с тем и самой могущественной движущей ввысь силы и самой мощной опоры, которая есть.
Описанное в Библии искушение в раю показывает воздействие внедрения принципа Люцифера, образно демонстрируя, как искушением он стремится проверить силу или стойкость человеческой пары, чтобы при малейшем колебании тотчас безжалостно толкнуть её на путь уничтожения.
Стойкость была бы равнозначна радостному утверждению в божественной воле, заложенной в простых естественных законах или законах творения. И эта воля, божественная заповедь, была хорошо известна людям. Непоколебимость была бы в то же время соблюдением этих законов, вследствие чего человек мог бы сделать их полезными для себя, должным образом и без ограничений, и так стать настоящим «господином творения», ведь они бы «сопровождали его». Все силы служат ему и самодеятельным образом работают для его блага, если он не противопоставляет себя.
В этом и заложено исполнение заповедей Творца, которые не желают ничего, кроме незамутнённого и беспрепятственного поддержания и заботы обо всех возможностях развития, заложенных в Его великолепном деянии. И это простое соблюдение в широкой перспективе есть сознательное соучастие в здоровом дальнейшем развитии творения или вещественного мира.
Кто этого не делает, тот является препятствием, которое либо должно быть отшлифовано до правильной формы, либо подлежит размалыванию в шестернях мирового механизма, то есть законов творения. Тот, кто не хочет склониться, должен быть сломлен, поскольку никакой остановки возникнуть не может.
Люцифер не хочет по-доброму ожидать постепенного созревания и укрепления, не хочет, как ему следовало, быть любящим садовником, который бережёт, поддерживает и заботится о доверенных ему саженцах, но становится буквально как «козёл в огороде». Он стремится к уничтожению всего слабого и работает в этом смысле беспощадно.
При этом он презирает поддавшиеся его искушениям и ловушкам жертвы и хочет, чтобы в своей слабости они погибли.
Он также испытывает отвращение перед той низостью и подлостью, которые эти падшие жертвы закладывают в воздействия его принципа, ведь только люди доводят его до той отвратительной порочности, в которой они демонстрируют себя, тем самым ещё лишь больше разжигая Люцифера к тому, чтобы видеть в них созданий, заслуживающих исключительно уничтожения, а не любви и заботы.
А осуществлению этого уничтожения в немалой степени способствует примыкающий как естественное следствие к принципу искушения принцип распущенности. Распущенность совершается в низших регионах тьмы, но уже была по-земному подхвачена различными практиками так называемого психоанализа в предположении, что и на Земле эта распущенность способствует созреванию и освобождает.
Но к каким ужасным бедствиям должно привести практическое применение этого принципа на Земле! Какие беды он должен вызвать, ведь на Земле дело обстоит не так, как в регионах тьмы, где подле друг друга пребывает лишь однородное, но тёмные, как и светлые, ещё живут рядом друг с другом. При этом следует вспомнить лишь о половой жизни и подобном. Если такой принцип будет выпущен на человечество в практическом применении, то в итоге должны получиться лишь Содом и Гоморра, откуда нельзя выскользнуть, чему может положить конец только величайшего рода ужас.
Но совершенно помимо этого уже сегодня можно увидеть многочисленных жертв подобной терапии, блуждающих без опоры, незначительное самосознание которых, и вообще всё личное мышление, было совершенно разорвано и уничтожено там, где они в доверии ожидали помощи. Они предстают как люди, с тела которых систематически срывали всю одежду, чтобы затем заставить их надеть поданную им новую одежду. Однако те, кого таким образом обнажали, в большинстве случаев, к сожалению, уже не понимают, зачем им ещё надевать новую одежду.
Из-за планомерного вторжения в их самые личные дела и права они со временем утратили и чувство стыда, поддерживающее личное самосознание, без которого не может быть ничего личного, которое составляет часть самого этого личного.
На изрытой таким образом почве нельзя возвести нового прочного строения. За немногими исключениями эти люди остаются несамостоятельными, так что временами это перерастает в беспомощность, поскольку они были лишены и той малой опоры, которую они ещё имели прежде.
Оба принципа — распущенности и искушения — настолько тесно взаимосвязаны, что распущенность безусловно должна предполагать искушение. То есть это — прямое следование и распространение принципа Люцифера.
Истинному врачевателю душ нет надобности ничего срывать. Он распознаёт дремлющие добрые способности, пробуждает их, а затем строит дальше. Истинный принцип перестраивает ложные потребности духовным познанием!
Однако применение этого не имеющего любви принципа по природе вещей должно было, само собой разумеется, всё больше отделять Люцифера от любящей воли всемогущего Творца, что привело Люцифера к собственному отсечению или изгнанию из Света, а тем самым к его всё более глубокому падению. Люцифер — это сам-себя-отделивший-от-Света, что равнозначно изгнаннику.
Изгнание также должно было произойти согласно существующим первозданным законам, непреложной святой воле Бога Отца, ведь иначе свершение невозможно.
Поскольку всесильна одна лишь воля Бога Отца, Творца всего, которая прочно укоренена также и в вещественном творении и его развитии, то Люцифер вполне способен отправить свой принцип в вещественность, но его воздействия могут продвигаться всегда лишь в твёрдо заложенных Богом Отцом первозданных законах, и должны формироваться в их направлении.
Так что Люцифер, проводя свой ложный принцип, вполне может подтолкнуть человечество на опасные пути, но он не в состоянии насильно принудить людей к чему-либо, если они сами добровольно не решатся на это.
Фактически Люцифер может только соблазнять. Человек же как таковой стоит в вещественном творении твёрже чем он, а стало быть, и гораздо увереннее и сильнее, чем его когда-либо может коснуться влияние Люцифера. Поэтому каждый человек настолько защищён, что для него будет десятикратным позором, если он поддастся соблазну этой более слабой в сравнении с ним силы. Ему следует помнить, что сам Люцифер пребывает за пределами вещественности, тогда как он твёрдо укоренён стопами во вполне знакомой ему основе и почве.
Для применения своего принципа Люцифер вынужден использовать лишь своё вспомогательное войско, состоящее из павших в искушении человеческих духов.
Однако в свою очередь каждый стремящийся ввысь человеческий дух не только не уступает им, но намного превосходит их по силе. Одного серьёзного волевого акта достаточно, чтобы их рать бесследно исчезла. При условии, что они с их соблазнами не находят никакого отклика или созвучия, за которые они могли бы зацепиться.
Люцифер был бы вообще бессилен, если бы человечество старалось распознать данные Творцом первозданные законы и следовать им. Но, к сожалению, люди своим нынешним родом всё больше поддерживают ложный принцип, а потому по большей части должны будут и погибнуть.
Невозможно, чтобы какой-либо человеческий дух мог сразиться с самим Люцифером, по той простой причине, что он не может добраться до него вследствие различия рода сущности. Человеческий дух может войти в соприкосновение всегда лишь с теми, кто пал от ложного принципа, имеющими в основе его род сущности.
Происхождение Люцифера обуславливает то, что лично приблизиться к нему и выступить против него может тот, кто имеет равное или высшее происхождение, ибо только такой может добраться до него. Это должен быть Божий Посланник, вооружённый святой серьёзностью своей миссии и полагающийся на источник всей силы, на самого Бога Отца.
Эта задача отведена предвозвещённому Сыну Человеческому.
Это личная борьба, лицом к лицу, а не только символически в общем, как многие исследователи хотели бы вывести из обетования. Это исполнение обетования в «Парсифале». Люцифер ложно применил «Святое копьё», власть, и тем самым нанёс своим принципом болезненную рану духовно-сущностному в человечестве. В этой битве оно будет отнято у него. Затем, в «праведной руке», то есть в осуществлении подлинного принципа Грааля — чистой, строгой любви, оно исцелит рану, нанесённую им прежде неправедной рукой, то есть ложным применением.
Принцип Люцифера, то есть ложное применение божественной власти, что равнозначно «Святому копью» в неправедной руке, наносит духовно-сущностному рану, которая не может закрыться! Эта мысль в точной форме образно воспроизведена в легенде, ибо этот процесс действительно равняется открытой, не закрывающейся ране.
Можно считать, что человеческие духи, как бессознательные семена духа или искры, стекают или перескакивают из низшего края духовно-сущностного в творение вещественности, и ожидается, что эти истекающие частицы, после их прохождения через вещественность, пробудившись к личному сознанию и развившись, в завершении круговорота вновь вернутся в духовно-сущностное. Подобно круговороту крови в грубо-вещественном теле!
Принцип Люцифера, однако, отвлекает большую часть этого духовного кругового потока. Из-за этого необходимый круговорот не может быть замкнут, а это действует как постоянное ослабляющее истечение из открытой раны.
Если же «Святое копьё», то есть божественная власть, переходит в праведную руку, что пребывает в воле Творца и в качестве оживляющего фактора указывает странствующему через вещественность духовно-сущностному правильный путь, ведущий ввысь к его отправной точке, в светлое царство Бога Отца, то оно больше не теряется, но таким образом течёт обратно к своему источнику, как кровь к сердцу, вследствие чего прежде ослабляющая истекающая рана закрывается. Таким образом, исцеление может быть произведено только тем же копьём, которое нанесло эту рану.
Но для этого копьё сначала должно быть вырвано у Люцифера и попасть в праведную руку, что совершается в личной борьбе Парсифаля с Люцифером!
Следующие ещё затем битвы, вовлекающие тонко-вещественное и грубо-вещественное, — лишь последствия этой великой борьбы, которая должна привести к обетованному сковыванию Люцифера, что возвестит начало Тысячелетнего царства. Они означают искоренение следствий принципа Люцифера.
Он направлен против господства божественной любви, благословения которой выпадают людям на их пути через вещественность. Если бы человечество просто стремилось к этой божественной любви, оно тотчас стало бы полностью неуязвимым перед всеми искушениями Люцифера, и он был бы лишён всех своих ужасов, которые человеческий дух сплёл вокруг него.
Пёстрые фантазии человеческого мозга стали и источником чудовищных отвратительных обличий, которые ошибочно стараются придать Люциферу. В действительности по простой причине различия в роде сущности человеческие глаза так и не могли увидеть его, даже глаза тех, кто зачастую уже во время земной жизни был способен распознать тонкую-вещественность потустороннего.
Вопреки всем воззрениям, Люцифера можно назвать гордым и красивым, сверхземной красоты и мрачного величия, с ясными, большими голубыми глазами, которые, однако, показывают леденящее выражение отсутствия любви. Он — не только понятие, как люди обычно пытаются представить его после тщетных иных толкований, но он — личность.
Человечество должно учиться постигать, что для него также установлена граница, его собственной сущностью, переступить которую оно никогда не сможет, естественно, также и в мышлении, и что послания с другой стороны этой границы могут прийти только путём милости. Но не через медиумов, которые также не могут изменить свою сущность через неземные состояния, равно как и не через науку. Ведь именно она посредством химии даёт возможность обнаружить, что различия родов могут образовывать непреодолимые границы. Но эти законы идут от истока, а не только обнаруживаются в деянии творения.