96. РАЗДЕЛЕНИЕ МЕЖДУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ И НАУКОЙ

Этому разделению не нужно существовать, ибо всё человечество имеет полное право на науку. Ведь наука лишь пытается сделать Божий дар творения более понятным. В настоящей деятельности всякой отрасли науки заложена попытка более глубоко вникнуть в законы Творца, чтобы вследствие более точной осведомлённости о них можно было шире применять их на пользу и во благо человечества.

Всё это не более чем желание подчиниться божественной воле.

Но из-за того, что творение и поддерживающие его естественные законы или законы Бога столь чрезвычайно ясны и просты в своём совершенстве, тот, кто действительно распознал их, должен был бы давать и бесхитростное и простое объяснение их естественных следствий.

Здесь, однако, устанавливается чувствительная разница, которая нездоровым образом раскрывает всё более ширящуюся пропасть между человечеством и теми, кто называет себя учениками науки, то есть учениками знания или истины.

Выражаются они не так просто и естественно, как это было бы сообразно истине, то есть настоящему знанию, более того, как этого вообще требует истина в качестве естественного следствия.

На это есть две причины, а по сути, три. За особые, по их мнению, труды изучения они ожидают особого положения. Им не хотелось бы прояснять для себя, что это изучение также есть лишь заимствование из готового творения, подобно тому, как это делает и простой сельский житель в необходимом для него спокойном наблюдении природы, и как приходится делать и другим людям в их практической работе.

Кроме того, пока ученики науки в своём знании действительно не приблизятся к истине, им по природе вещей придётся всегда выражаться неясно. Только когда они действительно постигнут саму истину, они, опять же, по природе вещей, в силу необходимости станут в своих описаниях простыми и естественными.

Не секрет, что как раз незнающие при их переходе к знанию охотно говорят больше, чем сами знающие, и при этом им всегда приходится прибегать к неясности, ведь они не могут иначе, если ещё не имеют перед собой истины, то есть настоящего знания.

Третье же заключается в опасности, что люди в общем будут уделять весьма немного внимания науке, если она пожелает показать себя в естественном облачении истины. Тогда люди найдут её «слишком естественной», чтобы придавать ей большую ценность.

Но они не думают о том, что как раз это и есть единственно правильное, а также задаёт стандарт всего подлинного и истинного. Залог истины — лишь в естественной самоочевидности.

Однако людей не так просто обратить к этому, ведь и в Иисусе они не желали узнать Сына Божьего, потому что Он был для них «слишком прост».

Ученики науки всегда совершенно точно знали об этой опасности. А потому из благоразумия они всё больше закрывались от естественной простоты истины. Чтобы придать себе и своей науке значимость, они в склонности к раздумьям создавали всё более усложняющиеся препятствия.

В итоге выделившийся из массы учёный пренебрегает тем, чтобы выражаться просто и понятно для всех. Часто лишь по той причине, едва ли осознаваемой им самим, что у него, пожалуй, осталось бы не много преимуществ, если бы он не сформировал некий способ выражения, который сам по себе требовал бы долгих лет изучения.

Сделавшись понятными не для всех, они со временем обеспечили себе искусственное первенство, за которое их ученики и последователи держались любой ценой, поскольку иначе долгое многолетнее обучение и связанные с ним денежные жертвы оказались бы для многих фактически напрасными.

Сегодня же это зашло так далеко, что многие учёные уже вообще не в состоянии выражаться ясно и понятно, то есть выражаться просто перед простыми людьми. Это устремление теперь, пожалуй, потребовало бы тяжелейшего обучения, заняв более, чем весь человеческий век. Но прежде всего это привело бы к неприятному для многих результату — преуспевали бы в таком случае лишь те люди, которым с их действительным умением было бы что дать человечеству и которые, таким образом, были бы готовы служить ему.

Сейчас прикрытие непонятностью для общественности — это особо примечательное свойство учёного мира, подобно тому, как это уже пестовалось и в церковных делах, когда призванные по-земному служители Бога, будучи руководителями и направляющими, обращались к ищущим благоговения и стремящимся к возвышению на латинском языке, которого те не понимали, а стало быть, не могли также постичь и усвоить, в чём одном лишь они могли иметь какую-либо выгоду. С таким же успехом служители Бога той поры могли бы говорить и по-сиамски.

Истинное знание не должно нуждаться в том, чтобы делаться непонятным, ибо в нём в то же время заложена и способность, более того, потребность выражаться простыми словами.

Истина — для всех людей без исключения, ведь они происходят из неё, так как истина жива в духовно-сущностном, в отправной точке человеческого духа. Из этого следует вывод, что истина в своей естественной простоте также может быть понята всеми людьми. Если же при передаче её делают сложной и непонятной, то она уже не сохраняется чистой и истинной или же описания теряются в чём-то второстепенном, не имеющем того значения, что и ядро.

Это ядро, подлинное знание, должно быть понятно всем. Искусственная напыщенность в своей далёкости от естественности содержит в себе не много мудрости. Кто не может передать истинное знание просто и естественно, тот не постиг его; в таком случае он непроизвольно стремится скрыть нечто или подобен разряженной кукле без жизни.

Кто по-прежнему оставляет пробелы в последовательности и требует вместо неё слепой веры, тот превращает совершенного Бога в ущербного идола и доказывает, что он сам не имеет верного пути, а потому и не может надёжно вести. Пусть это будет напоминанием всякому серьёзно ищущему!