Перейти к содержимому

Зов к духу

150. ИМЯ

Это печально, что даже в серьёзнейших вопросах люди тупо проходят мимо и в своей духовной инертности распознают всё только тогда, когда им приходится это распознать. Но в этой смертоносной инертности заложены лишь последствия прежде столь кощунственно используемого свободного желания всего человечества.

Все люди, как и все создания, стоят в законе, они охвачены законом и проникнуты им, ведь они и возникли в законе, через закон. Они живут в нём и в свободном желании сами ткут себе свою судьбу, свои пути.

В случае инкарнации здесь, на Земле, эти сотканные ими самими пути также целенаправленно ведут их к тем родителям, которые безусловно нужны им в их детстве. Тем самым они попадают в те условия, которые полезны им, ведь таким образом получают как раз то, что созрело для них как плоды нитей их собственного желания.

В возникающих из этого переживаниях они также продолжают созревать, ведь если прежнее желание было дурным, то вполне соответствующими будут и плоды, с которыми им придётся при этом познакомиться. Это развитие событий вместе с непреклонными конечными выводами одновременно является и неизменным исполнением когда-то пестуемых пожеланий, всегда скрыто дремлющих в каждом желании, которые ведь и образуют движущую пружину всякого желания. Только приходят такие плоды зачастую в следующей земной жизни, однако без них никогда не обходится.

Кроме того, в этих выводах одновременно заложено и высвобождение всего того, что сформировал до той поры человек, будь то добро или зло. Как только он извлечёт из этого уроки и достигнет познания самого себя, то вместе с тем у него будет и безусловная возможность восхождения, в любой момент, а также из любой жизненной ситуации, ибо нет ничего столь тяжкого, что при серьёзном желании не могло бы обратиться во благо.

Так в постоянном движении происходит беспрерывная деятельность во всём творении, и человеческий дух, как и всякое создание, всё дальше прядёт в нитях закона свою судьбу и род своего пути. Всякое побуждение его духа, каждое колебание его души, любое действие его тела, каждое слово, без участия сознания и самодействующим образом к прежним нитям всегда завязывают новые, одну к другой, одну с другой, одну через другую. Формируют и формируют, при этом уже заранее формируется даже земное имя, которое ему придётся нести в следующем земном бытии, и которое он неизбежно будет нести, поскольку нити его собственной ткани ведут его к этому надёжно и непоколебимо!

Таким образом, каждое земное имя также пребывает в законе. Оно никогда не бывает случайным, никогда не бывает так, чтобы сам носитель заранее не дал для этого причину, поскольку каждая душа при инкарнации неудержимо движется по нитям собственной ткани, как по рельсам, туда, где её точное место согласно первозданному закону творения.

При этом нити в нарастающем вещественном уплотнении в конце концов всё больше затягиваются там, где излучения грубой тонко-вещественности тесно соприкасаются с излучениями тонкой грубо-вещественности и протягивают руки к прочному подобному магнитному присоединению одного к другому на время нового земного бытия.

В таком случае соответствующее земное бытие продолжается до тех пор, пока первоначальная сила этих излучений души не изменится в земном переживании, в различного рода высвобождениях, одновременно с чем и сила притяжения магнитного рода будет всё больше направляться вверх, а не вниз к грубой вещественности, закономерным итогом чего станет в свою очередь отделение тонкой вещественности души от грубо-вещественного тела, поскольку действительного смешения не происходит никогда, напротив, происходит исключительно соединение, которое магнетически удерживается совершенно определённой силой степени нагрева взаимных излучений.

Но случается и так, что душе приходится отделиться от разрушенного насилием тела либо от расшатанного болезнью или ослабленного старостью тела в тот момент, когда последнее по причине его изменившегося состояния уже не может порождать ту силу излучения, которая вызывает магнетическое притяжение, необходимое для того, чтобы вносить свою долю в прочное соединение души и тела!

В результате следует земная смерть или спадание, отпадение земного тела от тонко-вещественной оболочки духа, то есть разделение. Процесс, происходящий согласно твёрдо установленным законам между двумя родами, способными соединиться друг с другом через излучение, порождённое при точно соответствующей степени нагрева, но никогда не имеющими возможности смешаться и вновь отпадающими друг от друга, если один из двух родов уже не может исполнить данное условие.

Даже во время сна грубо-вещественного тела происходит ослабление прочного соединения души, потому что тело во сне даёт иное излучение, удерживающее не так крепко, как то, которого требует прочное соединение. Но поскольку в основе всё же лежит последнее, то происходит лишь ослабление, а не разделение. При каждом пробуждении это ослабление тотчас вновь снимается.

Если же человек, к примеру, склоняется только к грубо-вещественному, как те, которые так гордо именуют себя реалистами или материалистами, то рука об руку с этим идёт и то, что в таком порыве эти души порождают излучение, особо сильно склоняющееся к грубо-вещественному. Следствие этого процесса — весьма тяжёлое земное умирание, поскольку душа односторонне стремится ухватиться за грубо-вещественное тело, и так наступает состояние, которое называют тяжёлой агонией. Так что род излучения имеет решающее значение для многого, более того, для всего в творении. Это позволяет объяснить все процессы в творении.

Я уже объяснял в моём докладе о тайне рождения, как душа достигает определённого именно ей грубо-вещественного тела. Нити с будущими родителями завязываются вследствие их однородности; сначала они действуют притягательно, всё больше и больше, пока при определённой степени зрелости эти нити не смыкаются и не завязываются с зарождающимся телом, что затем принуждает душу к инкарнации.

А родители также уже несут те имена, которые они приобрели родом того, как они ткали для себя эти нити. А потому эти имена должны подходить и для приближающейся однородной души, которая должна инкарнироваться. Даже первое имя нового земного человека, несмотря на кажущуюся продуманность, даётся в таком случае лишь в том виде, чтобы соответствовать однородности, поскольку мышление и эта продуманность всегда прилаживается лишь к определённому роду. Род всегда точно узнаваем в мышлении, а потому и в случае мыслеформ, несмотря на их многообразные различия, ясно и резко различимы те рода, к которым они относятся. Я уже говорил об этом однажды в разъяснениях по поводу мыслеформ.

Род является основополагающим для всего. Стало быть, даже при величайших раздумьях по поводу имени крещаемого, выбор всегда будет таким, как того требует или как того заслуживает этот род, чтобы имя соответствовало закону, ибо человек при этом вообще не может иначе, поскольку он стоит в законах, которые действуют на него сообразно его роду.

Тем не менее всё это нисколько не исключает свободной воли, ибо всякий род человека в действительности есть лишь плодо его собственного фактического желания, которое он в себе несёт.

Это лишь совершенно предосудительное оправдание, если он стремится изобразить, что под принуждением законов творения не имеет свободы своей воли. Всё то, что он должен переживать на самом себе под принуждением этих законов — плоды его собственного желания, которое предшествовало им и заранее проложило для этого нити, которые затем дали соответствующим образом созреть этим плодам.

Так что теперь каждый человек на Земле также несёт как раз то имя, которое он для себя приобрёл. А потому его не только зовут так, как звучит это имя, он не только так именуется, но он есть это. Человек есть то, что говорит его имя!

В этом плане нет никаких совпадений. Тем или иным образом предначертанная связь происходит, ибо нити остаются для людей неразрывными до тех пор, пока они не будут изжиты теми человеческими духами, которых они затрагивают, которые привязаны к ним.

Это знание, которое сегодня ещё неизвестно человечеству и которое оно, следовательно, весьма вероятно ещё высмеивает, как в случае со всем, чего оно не может постичь. Но ведь этому человечеству неизвестны и Божьи законы, которые уже с самого начала творения твёрдо высечены в нём, которым оно обязано самим своим существованием, которые также ежесекундно воздействуют на человека, его помощники и судьи во всём, что он делает и думает, и без которых он вообще не мог бы сделать и вздоха! И всё это ему неизвестно!

А потому и неудивительно, что во многих вещах он не хочет признавать непреложные следствия этих законов, но стремится иронически высмеять это. Но он совершенно неопытен как раз в том, что человеку безусловно следует знать, что он должен знать, или же, выражаясь не приукрашивая, в этом творении он глупее любого другого создания, которое всей своей жизнью просто вибрирует в нём. И только по причине этой глупости он высмеивает всё то, что ему непонятно. Ведь глумление и насмешки как раз и есть доказательство, а также признание его невежества, которого он вскоре устыдится, после того как отчаяние из-за его невежества обрушится на него.

Только отчаяние ещё способно разрушить жёсткую скорлупу, которая сейчас окружает людей и держит их настолько скованными.